Фанфики по "Гарри Поттеру" - "Шерлок Холмс и Реликвия Рэйвенкло", гл. 12 - 14

[ivanna343]

Вот мы и добрались до финала. Нельзя сказать, что добро восторжествовало, но все-таки конец оптимистический. Как вам фестралы?



"Шерлок Холмс и Реликвия Рэйвенкло", гл. 12 - 14

Автор: Dolorous_Ett
Оригинал: Sherlock Holmes and the Ravenclaw Codex
Рейтинг: PG
Герои: Финеас Нигелл Блэк, Шерлок Холмс, Джон Ватсон
Жанр: детектив
Отказ: И Гарри Поттер, и Шерлок Холмс с верным доктором принадлежат своим создателям.
Разрешение на перевод: получено.

Аннотация: Из Хогвартса похищен древний артефакт. Все усилия найти его оказались тщетны, и Финеас Нигелл Блэк вынужден обратиться к лучшему маггловскому специалисту.

Главы 1 – 5: ivanna343.diary.ru/p74680378.htm
Главы 6 – 8: ivanna343.diary.ru/p175795256.htm
Главы 9 – 11: ivanna343.diary.ru/p175796813.htm

Глава 12. Разоблаченный заговор

В мрачной, обшитой панелями учительской стоял круглый стол и тяжелые резные стулья мореного дуба. Стул напротив двери был массивнее и украшен более причудливой резьбой, чем все прочие, и именно его занял Финеас Нигелл Блэк. Пока остальные преподаватели неуверенно занимали места за столом, стараясь, как я заметил, держаться подальше от Блэка, тот взирал на них с надменным и презрительным видом.

— Ну, директор, — начал Драммонд, как только все расселись. — Сдается мне, что вас поймали на горячем. Как вы объясните свое омерзительное поведение?

— С каких это пор директор Хогварста, старейшей и знаменитейшей школы в стране, позволяет допрашивать себя простому подчиненному? — высокомерно осведомился Блэк. — Мне нечего сказать вам, сэр, пока вы позволяете себе разговаривать со мной подобным тоном.

— Тогда объясню я, — вмешался Холмс. — То есть изложу факты, потому что ваше поведение, считаю, нельзя оправдать ничем… Хотя, конечно, не располагая преимуществами колдовского образования, я не могу в должной мере оценить нравственные аспекты дела.

— Что касается меня, то я не верю, — сказала профессор Ллевелин. — Зачем отпрыску богатейшего и могущественнейшего рода, и притом — директору Хогвартской школы чародейства и волшебства, прибегать к черной магии для того, чтобы подтолкнуть ученика на воровство? Директор может посетить любое помещение в замке. Если бы ему понадобилось обратиться к Реликвии, он мог сделать это вполне открыто, и в любое время дня и ночи. А если дело в деньгах, то в фамильном особняке, да и в самом Хогвартсе немало реликвий гораздо большей ценности. Нет, мистер Холмс, я требую более убедительных доказательств.

— Вы рассуждаете, как истинная выпускница Рэйвенкло, мадам, — признал Холмс. — Ваша логика безупречна. Но вы исходите из ложных посылок. Блэку не нужна Реликвия, и он не испытывает никаких денежных затруднений. Его подлинные мотивы гораздо низменнее и опаснее.

— Действительно богатые люди заботятся о деньгах не больше, чем вы или я о воздухе, которым дышим, или земле, по которой ступаем. Они находят себе другие занятия, чтобы придавать смысл существованию, а род Блэков всегда был одержим чистотой крови. Любой колдун обладает достаточным могуществом, чтобы никогда не оказаться в нужде, но чистота крови не имеет цены, потому что похвалиться ею могут немногие. Да, те, в жилах которых не течет ни капли колдовской крови, порой обращаются к колдовству, и многие из них показали себя опытными и умелыми волшебниками, но в глазах Блэка и подобных ему они все равно остаются людьми низшего сорта: из них могут получиться отличные солдаты, но офицеры – никогда. На них смотрят в лучшем случае как на презренных ничтожеств, а в худшем — как на опасных выскочек.

— Когда Блэк начинал работать в Хогвартсе, право преподавать имели только выходцы из древних семей, что его вполне устраивало. Однако, времена меняются, и даже такая отдаленная от мира школа как Хогвартс, не может избежать этих перемен. Шли годы, и среди преподавателей стали прививаться более широкие взгляды. Хотя все они были знатного рода, некоторые принялись покровительствовать новичкам, давая возможность проявить себя людям, у которых ранее не было шансов подняться выше торговца, мелкого клерка, частного учителя или дворецкого в богатом доме. Стали поговаривать, что магглорожденные могли бы преподавать в Хогвартсе, и были случаи, когда такое становилось реальностью, но, по каким то загадочным причинам (здесь Холмс бросил на Блэка пронизывающий взгляд, но тот оставался невозмутимым), ни одному из этих выскочек не удавалось задержаться надолго. Пошли слухи о проклятии, и те, кого вы называете нелепым прозвищем «грязнокровки», осознали, что им лучше прилагать свои усилия другим, менее рискованным образом.

— А потом в Хогвартсе появился Годфри Изингволд. Этот превосходный юноша необычайно одарен, умен и окружен всеобщей любовью, так что буквально снес все преграды. К тому времени, когда директор Блэк (который не особенно любит детей и старается их избегать) узнал о его существовании, Годфри Изингволд уже считался в Хогвартсе восходящей звездой. Спустя некоторое время целая цепь случайностей, связанных как с полной неспособностью чистокровных кандидатов, так и с его собственными заслугами, привела к тому, что потребовалось бы чудо, чтобы лишить его права на последнее отличие, которое до сей поры оставалось исключительной привилегией чистокровных волшебников. Годфри Изингволд должен был стать старостой школы. Для Блэка это было нестерпимо. От Изингволда следовало избавиться, и избавиться так, чтобы он покинул школу в бесчестии, а его сторонники не смогли сделать из него мученика.

— Хотя мне больно сознаваться, что в моем собственном мире с предрассудками, связанными с происхождением и богатством, далеко еще не покончено, все же никто из тех, кто не принадлежит колдовскому сообществу, не в состоянии представить, на какие злодейства готов Блэк из веры в чистоту крови и привязанности существующему порядку вещей. Но все обстоит именно так. Факты говорят сами за себя. В то время как Годфри Изингволд с блеском получал колдовское образование, человек, на чьем попечении он находился, строил козни и подготавливал его падение. И очень коварные и утонченные козни, сказал бы я, во всяком случае, для колдуна.

— Блэк каким-то образом прознал, что отец Изингволда торгует старинными манускриптами, и в его мозгу возник зародыш умного (хотя и примитивного) плана. Есть ли способ лучше очернить имя сына букиниста, чем устроить так, чтобы его поймали при похищении самой ценной книги в Хогвартсе? Изингволда надо заставить взять Реликвию, а потом пригласить лучшего маггловского специалиста, чтобы тот подтвердил его вину в этом маггловском преступлении. Любому, кто усомнился бы, что Изингволд совершил подобное, были бы представлены убедительные доказательства и самый пылкий его сторонник ничего не мог бы сказать в его защиту.

— То обстоятельство, что Годфри Изингволд — дисциплинированный ученик с постоянными привычками, только облегчило Блэку задачу. В ту ночь, когда исчезла Реликвия, Блэк вошел в башню Рэйвенкло через камин в Хранилище, и дожидался там, пока Изингволд начнет обход. Тот немного задержался. В тот день, когда мы впервые побывали в Хранилище, я сразу заметил следы нетерпеливого ожидания: на плинтусах остались метки от фиолетовых башмаков, которые предпочитает носить Блэк. Несчастный юноша вышел в свой ночной обход, и с ходу попал в расставленные сети. Блэк наложил на него Империус, и, оставаясь за спиной, заставил его, хотя и не без дополнительных усилий, вынуть Реликвию из сундука, и скрыться с ней в ночи. Его не волновало, умрет юноша или останется жив. Но поскольку единственным доступным укрытием был Запретный лес, юноша, скорее всего, погиб бы, если бы не вмешательство привратника Дойла.

— Для завершения дела против несчастного юноши требовался маггловский детектив, и вот здесь Блэк совершил первую серьезную ошибку. Ему надо было, чтобы кто-то подтвердил обман, не задавая лишних вопросов. Поэтому ему стоило бы обратиться в Скотланд-Ярд, но фамильная гордость не позволила Блэку отправиться в маггловский полицейский участок, и он послал Уизелби на Бейкер-стрит. Он действительно хотел воспользоваться моими услугами, потому что, как многие чистокровные волшебники, привык считать отсутствие колдовских способностей (которых, с гордостью замечу, я начисто лишен) признаком глупости. Не понадобилось много времени, чтобы он понял свою ошибку. Как только мы очутились в Хогвартсе и он увидел меня в деле, он превратился во враждебно настроенного и отказывающегося сотрудничать клиента. Одно это вызывало подозрения. К тому же он отправил школьных уборщиков уничтожить все улики, кроме тех, с которыми счел нужным меня ознакомить, как в Хранилище Реликвии а, так и в спальнях башни Рэйвенкло.

— Как мог бы сообщить вам мой верный хроникер Ватсон, у меня немалый опыт расследования преступлений, так что меня сложно удивить какими-либо уловками преступного ума. Временами находятся клиенты, которым требуются мои услуги для того, чтобы раскрыть преступление, которое они сами же и совершили. Как правило, они слишком высокого мнения о собственных способностях и положении в обществе, и верят, что смогут состряпать неопровержимые улики против какой-нибудь невинной жертвы. Сколько таких случаев у нас было, Ватсон?

— Двадцать три, кажется, — отвечал я, с удовольствием отметив, как на лице Блэка проступила печать уныния, — двадцать четыре, если считать и «Случай с пропавшим жуком-оленем», но он, само собой, вряд ли подлежит разглашению…

— Именно так, — торопливо перебил меня Холмс, — и, умоляю, забудем об этом отвратительном происшествии! Так что я видел достаточно преступников, подобных Блэку, чтобы понять, кто передо мной. Когда выяснилось, что Изингволд внезапно покинул Хогвартс, не сделав никаких предварительных приготовлений, мои подозрения только усилились. Вскоре я узнал из источника, имя которого не хочу называть, что Годфри Изингволд все еще скрывается на территории школы. Мы с моими спутниками его выследили, и я услышал всю печальную историю из его собственных уст. Здесь мне хотелось бы особо поблагодарить высокоуважаемого профессора Биннса за бесценную услугу, которую он оказал, дав самое подробное описание непростительных заклятий (на редкость мерзкий набор, если вас интересует мое мнение ), потому что благодаря этому мне стало ясно, что несчастный Изингволд пал жертвой заклятия Империус. Оставалось только найти публичные доказательства, что я сделал, изъяв у директора палочку, когда проходил мимо него в учительскую, и использовав небольшую уловку, чтобы убедить Биннса применить к ней чары Приори Инкантатем. Остается только один вопрос. Факты перед вами. Могут ли преподаватели Хогвартса обеспечить торжество справедливости?

Воцарилась гробовая тишина. В конце концов профессор О’Коннелл откашлялся и заговорил:

— Ну, директор, похоже, против вас выдвинуты серьезные обвинения. Что вы можете сказать в свою защиту?

— В мою защиту? — ответил Блэк ледяным тоном, который пробрал меня до костей. — Я отказываюсь, сэр, защищаться от обвинений, выдвинутых этим… человеком. Как, я, Финеас Нигелл Блэк, директор Хогвартской школы чародейства и волшебства, отпрыск древнейшего и благороднейшего семейства Блэков, буду оправдываться перед этой тварью? Должен ли я, наследник величайших волшебников, которые когда-либо жили на свете, давать отчет в своих действия обезьяне, говорящей на человеческом языке? Почему я должен объясняться с невежественным магглом, ровно ничего не знающим о наших традициях и обычаях, магглом, который не только с самого рождения лишен магических способностей, но, как показывают его речи, находит в этом извращенное удовольствие? Нет, сэр! Мы уже достаточно низко пали, непростительно низко, добавил бы я, если бы не необходимость очистить священные пределы школы от нависшей над ней угрозы, но Финеас Нигелл Блэк никогда не опуститься еще ниже!

Тут профессор Уизелби, с покрасневшим от гнева лицом, вскочил на ноги:

— Пусть ваша совесть, сэр, будет вам судьей! — воскликнул он. — Вы рассуждаете об угрозе, а я — о ребенке, о невинном существе, оставленном на ваше попечение, чье доверие вы жестоко обманули. Вы опозорили и Хогвартс, и каждого из нас!

Профессор Лливелин смотрела на Блэка так, как будто в первый раз его увидела. В глазах ее стояли слезы, и впервые за вечер она предстала передо мной в своем подлинном облике: пожилая женщина в глубоком трауре, до глубины души потрясенная происходящим.

— О, кузен Финеас, как вы могли! — простонала она. — Бедный мальчик! Как нам оправдаться перед ним? И что за безумие овладело вами, когда вы совершали этот грех? Я с детских лет знаю вашу гордость, но никогда бы не подумала, что вы способны на такую изощренную жестокость.

Блэк отпрянул, как будто она его ударила, и на мгновение его лицо смягчилось, но прежде чем он открыл рот, профессор Драммонд обрушил на стол свой кулак.

— Довольно! — вскричал он. — Какие еще нужны доказательства? Его место на скамье подсудимых, и я, со своей стороны, буду только рад, если он там очутится!

— Что? — в ярости вскричал Блэк. — Что вы себе позволяете! Вы грозите мне судом – и это после Гайяны?

Хотя смысл этой реплики от меня ускользнул, всех остальных она сильно задела, и преподаватели Хогвартса утратили и ту немногую сдержанность, которой обладали, так что обсуждение быстро перешло в свару. Мы с Холмсом с растущим унынием наблюдали, как в ход пошли взаимные обвинения, сжатые кулаки и извлеченные на свет колдовские жезлы. Вдруг я почувствовал, что кто-то потянул меня за рукав.

— Доктор Ватсон, — спокойно обратился ко мне профессор О’Коннелл, — полагаю, вам с мистером Холмсом самое время покинуть учительскую, пока всем не до вас. Окажите мне любезность последовать за мной.

Глава 13. Прощальные дары

Профессор О’Коннелл провел нас узким извилистым коридором во входной зал, где мы и остановились.

— Джентльмены, — сказал он. — Вынужден извиниться за наш внезапный уход. Надеюсь, вы простите меня, когда узнаете, что наш почтенный директор отличается мстительным нравом, и, более того, печально известен склонностью накладывать заклятье, стирающее память, на тех, кто, по его мнению, знает слишком много. Вы видели директора в крайне неловком и унизительном положении, и, дождись вы, когда он немного остынет, вы покинули бы комнату, начисто лишившись памяти о том, что произошло. Вам вряд ли удалось бы от этого оправиться. Признаюсь, что меня бы это огорчило: я слишком ценю умственные и литературные дарования, чтобы радоваться, когда с ними обращаются в такой небрежной манере.

— Полагаю, — вежливо ответил Холмс, — что в дальнейших разъяснениях нет нужды — я знаком с привычками нашего друга Блэка. Думаю, Ватсон вполне со мной согласится, если я скажу, что мы предпочли бы покинуть школу, полностью владея своими способностями. Как, по вашему мнению, мы могли бы вернуться в Лондон, оставаясь незамеченными? В родном городе мне не страшен ни один колдун, но мы вряд ли сможем рассчитывать на безопасность в Хогвартс-экспрессе.

— Вам нечего опасаться, — сказал О’Коннелл. — Я взял на себя смелость распорядиться приготовить дорожную коляску, в которую уже уложили ваши вещи и провизию, достаточную для путешествия. Как вы только что указали, из Хогсмида вам уезжать небезопасно, к тому же последний дневной поезд уже ушел (подозреваю, что вы и без меня это знаете). Поэтому я предлагаю вам добраться до конечной станции в Инверхоге, что на другой стороне озера. Вы как раз успеете на маггловский ночной поезд до Абердина. К тому времени, когда мои уважаемые коллеги опомнятся, вы уже будете на пути в Лондон. Вас отвезет Уизелби. Он человек славный, но чересчур горячий, и, пробудь он в обществе Блэка еще немного, боюсь, он сделал бы свое дальнейшее пребывание в должности преподавателя невозможным.

— Но чего, — перебил я, — он может теперь опасаться от профессора Блэка? Тот вряд ли останется директором Хогвартса после публичного обвинения в бесчестном поступке.

Холмс с жалостью посмотрел на меня. О’Коннелл улыбнулся и потряс головой.

— Мой дорогой доктор, — сказал он с улыбкой, которая так и не коснулась его удивительно светлых глаз, — ваша вера в человеческую природу делает вам честь и вызывает у меня искреннее восхищение! Однако в данном случае вы глубоко заблуждаетесь. Не забывайте, что профессор Блэк принадлежит к одному из самых знатных и могущественных колдовских родов, к роду, который не остановится ни перед чем для охраны фамильной чести. Мы в школе можем сожалеть о том, что он сделал, до самой глубины души, но удалить директора с его поста имеет право только Совет попечителей, а они ставят чистоту крови также высоко, как сам Блэк. Нет, они будут препираться между собой, и некоторые даже примут нашу сторону, но в конце концов кровь возобладает, доктор, кровь возобладает! Достоинству Блэка предстоит испытать серьезный удар, и его ожидает суровый выговор, но он останется директором Хогвартса. Остальным преподавателям придется с этим примириться. Драммонд может сколько угодно бушевать, рычать и стучать кулаком по столу, но закладные на его семейные земли находятся в руках Блэков. Риченда Лливелин наконец-то увидала, каков на самом деле «дорогой кузен Финеас», но у нее почти не осталось в живых близких родственников, и я не верю, что она полностью от него отречется. Жена Биннса — урожденная Блэк, а на попечении Уизелби старуха-мать… Нет, доктор Ватсон, сомнений быть не может: Блэк еще долгие годы будет повелевать в Хогвартсе. .

— Святые небеса! — воскликнул я, потрясенный. — Да вы шутите!

— Ничуть не шучу, — отвечал О’Коннелл. — Я рассуждаю как последователь благородного искусства Предсказания, и декан колледжа, который ставит умение выжить и использовать существующий порядок вещей выше всего прочего. Поверьте, доктор, так и будет: Блэк останется директором Хогвартса.

— Но это ужасно! — еле выговорил я. — Человек, немногим отличающийся от убийцы, сможет без всякого контроля, в одиночку распоряжаться жизнями таких славных детей. Какой стыд, сэр, какой стыд!

— В одиночку, но не без контроля! — вскричал О’Коннелл. — Потому что Блэк наконец-то разоблачил себя. Если он останется в Хогвартсе, с него будут не спускать глаз. Даже портреты на стенах и призраки, населяющие замок, станут следить за ним и днем, и ночью. Будьте спокойны, доктор. Изингволд, и все, кто последует за ним, окажутся в безопасности.

— Коротко говоря, — вмешался Холмс, — вы связали нашего друга Блэка по рукам и ногам. Тонкий ход! Но меня смущает одно. Почему именно сейчас? Почему вы в молчании наблюдали, как ваш коллега строит козни, чтобы избавиться от самого достойного студента, и выступили на его защиту только тогда, когда заговор был разоблачен посторонним человеком?

— Сортировочная Шляпа по праву отправила вас в Рэйвенкло, мистер Холмс, — сказал О’Коннелл.— В подлинно рэйвенкловской манере вы проникли в самую суть дела, но не приняли расчет общества, в котором мы вынуждены жить, если хотим добиться своих целей. Мы в Слизерине, постоянно о нем помним и являемся большими поклонниками realpolitik***. Мы подчиняемся существующему порядку вещей и чтим его установления, потому что знаем, что они позволили нашим предкам достичь величия. Но временами случается, что этому порядку угрожает не внешняя опасность, а внутренние неурядицы, и тогда мы готовы безжалостно отсечь сухие ветви, чтобы дерево могло нестесненно расти дальше.

— Хотя вам трудно в это поверить, но не все волшебники так предубеждены относительно маггловского мира, как ослепленный гордостью Блэк. Я долгие годы внимательно слежу за тем, что у вас происходит, потому что вижу в вас зеркало, отражающее наши проблемы. По всей Европе дует ветер перемен. За последние полвека реформы и революции преобразили континент. Старые порядки повсюду колеблются, а кое-где уже рухнули. Дальновидные, сильные правители смогут оседлать бурю, но слабые, упрямые и близорукие будут сметены. Блэк и все, подобные ему, никак не могут понять одну простую истину: буря, что бушует в маггловском Лондоне, скоро захватит и магический мир. Реформы стоят на пороге, и те самые люди, что еще вчера покорно подчинялись власти таких, как Блэк, сегодня поднимаются против них в праведном возмущении. Переживет ли магический мир революцию? Я не знаю, но к чему рисковать? Гораздо лучше пойти на взвешенные уступки тем, кто этого заслуживает, и тогда старые порядки удастся уберечь. Нам не нужны перевороты, но если Блэк станет на пути прогресса, он будет растоптан его поступью.

— А вот и Дойл с коляской. Прошу, садитесь внутрь и располагайтесь поудобнее. Наш храбрый привратник проследит, чтобы вам не было причинено никакого вреда, пока я приведу Уизелби.

С этими словами О’Коннелл подсадил нас в коляску, и, спрыгнув с подножки, устремился к школе.

Мой друг Шерлок Холмс не лишен значительной доли тщеславия, но та перемена, которая произошла в Дойле после отбытия Годфри Изингволда, поразила даже его. Прежняя враждебность Дойла сменилась подобострастным восхищением, граничащим с благоговением. Он то принимался благодарить Холмса в выражениях, которые заставили бы покраснеть самую пустоголовую светскую кокетку, то с самым угрожающим видом принимался размахивать дубинкой, словно бросая вызов воображаемому врагу.

К счастью, вскоре вернулся О’Коннелл в сопровождении Уизелби в потрепанном дорожном плаще и цилиндре. Пока тот взбирался на козлы и примеривался к вожжам, О’Коннелл перегнулся через окно коляски и обратился к моему другу заговорщицким голосом:

— Надеюсь, вы не сочтете мое поведение вызывающим, мистер Холмс, — сказал он, просовывая в окно маленький пакет и кожаную сумку, в которой что-то звякнуло, — если я возьму на себя смелость оплатить ваши услуги, потому что я не знаю, когда мы встретимся вновь.

— А пакет? — осведомился мой друг.

— О, это сущий пустяк, — ответил его собеседник. — Несколько старых школьных журналов, и тому подобные сувениры, которые я отобрал, памятуя, что некогда в Хогвартсе учился ваш брат. Я подумал, что они могут представлять для вас некоторый интерес.

Холмс замер. Когда он поднял голову, в его глубоко посаженных глазах горел почти что безумный огонь.

— Так вы знаете, — тихо произнес он.

— Знаю? — переспросил О’Коннелл, взмахнув рукой. — Я ничего не знаю, мистер Холмс? Как говаривал один мудрец, строить выводы, не опираясь на факты — это грубейшая ошибка, а в этом случае фактов нет. Я только подозреваю. Но какую силу могут иметь подозрения одинокого ирландца? Мы в Хогвартсе в большом долгу перед вами, и я считаю делом чести оплатить этот долг в той единственной валюте, которая представляет для вас интерес. Ознакомьтесь с моей коллекцией, потолкуйте с Уизелби. Марчмонт Холмс был очень добр к нему, когда тот впервые появился в Хогвартсе, и я знаю, что он сгорает от желания поделиться с вами своими детскими воспоминаниями. Если вам понадобится моя помощь, то письмо, адресованную мистеру Морису Джеральду О’Коннелу в трактир «Дырявый котел» на Чаринг-кросс-роуд, наверняка меня найдет.

— Я вполне сознаю оказанную мне честь, — медленно проговорил Холмс, пронизывая собеседника взглядом. — Но признаюсь, что не могу понять ваши мотивы. Ваши сотоварищи избегают нас всеми возможными способами. Вы не боитесь, что я выслежу ваше убежище, и нарушу ваше спокойствие своими расследованиями?

— Не боюсь, мистер Холмс— , - улыбаясь ответил О’Коннелл. – — Вы для этого слишком человек чести. И кроме того, решись вы выдать наши тайны, кто в вашем мире поверит единому вашему слову? Но дело не только в этом. Я знаю, что у вас мало оснований уважать волшебников, мистер Холмс, но поверьте — далеко не все из нас такие же самодовольные и ограниченные люди, как Финеас Нигелл Блэк. Есть и те, кто стремится к связям с маггловским миром и страстно надеется, что в когда-нибудь мы сможем зажить вместе в нерушимой гармонии. Я один из них. Я верю, что будущее за дружбой, а не враждой, и надеюсь дожить до дня, когда волшебники будут жить бок о бок со своими маггловскими братьями и сестрами, а обману и скрытности придет конец. Но довольно об этом! Время не ждет, а вам еще надо поспеть на поезд. Джентльмены, желаю вам доброго пути. Трогайте, Уизелби.

Уизелби дернул за вожжи, до нелепости закутанные лошади, впряженные в нашу коляску, двинулись, и мы поехали.

Холмс не сводил глаз со все уменьшающейся фигуры О’Коннелла, пока тот не скрылся за поворотом дороги, а потом погрузился в глубокие размышления. Со своей стороны, я с наслаждением любовался восхитительными пейзажами по обе стороны дороги, пока поднявшийся с озера туман полностью не скрыл их из вида, после чего я погрузился в легкую дремоту. Внезапно мой друг встал с сиденья, и открыл окно коляски.

— Остановитесь, Уизелби, — властно распорядился он. — В коляске невыносимо душно, а Ватсон храпит так, что разбудит мертвого. Мне нужен свежий воздух, потому что такая атмосфера губительна для моего мозга. Если вы не возражаете, я присоединюсь к вам на козлах.

С этими словами он отворил дверь и перебрался к Уизелби.

Под звуки их непрерывной беседы я снова заснул.

Глава 14. Дорога домой.

Скорый поезд «Абердин-Лондон» уже оставил позади крутые вершины шотландского нагорья и мчался сквозь пологие холмы графства Файф, где под солнцем позднего лета наливались золотом ячменные колосья. До Эдинбурга оставалось не более получаса пути, когда Холмс зашевелился и пробудился ото сна, разбросав вокруг себя сложенные пачками бумаги и устроив некоторое подобие снежной бури.

— Вижу, Ватсон, — сказал он, указывая на мой блокнот, — вы не теряете времени зря и уже успели запечатлеть подробности нашего последнего приключения. Рад, что вы сочли его достойным описания.

— Более чем достойным! — воскликнул я.— Я не пропустил бы его ни за что на свете! Боюсь только, что не смогу отобразить его так, как оно заслуживает.

Холмс хмыкнул.

— Напротив, друг мой, — с улыбкой заметил он. — Не могу вообразить расследование, лучше отвечающее вашей страсти к сенсациям и мелодраме. Сама история чересчур напыщенна, главный злодей похож на карикатуру, юноша, вокруг которого крутится сюжет, жестоко и безвинно пострадал… Короче, доверить рассказ какому-либо иному перу было бы преступлением.

— Да, приключение чудесное, и думаю, что мог бы сделать из него великолепный рассказ, — ответил я. — Но оно еще не завершено. Что сталось с Реликвией Рэйвенкло?

— А, что до нее — бросил Холмс в хорошо мне знакомой деланно небрежной манере, — то сейчас книга находится во владении Годфри Изингволда. Он бы отдал мне ее прямо в лесу, но я не был уверен в том, что в Лондоне юноша будет в безопасности, и убедил его взять Реликвию с собой в качестве гарантии. Если Блэк и его приспешники оставят Годфри в покое, Реликвия Рэйвенкло вернется вместе с Изингволдом в Хогвартс. Но если Блэк попытается причинить семье Изингволда или его близким хоть какую-то неприятность или неудобство, Изингволд или его друзья тайно переправят Реликвию в читальный зал Британского музея. Думаю, могу с уверенностью сказать, что ни Блэку, ни его единомышленникам в голову не придет ее там разыскивать. Она займет подобающее ему почетное место, и ученые мужи со всего мира смогут изучать ее и наслаждаться ее богатствами. Можно даже сказать, что Реликвия наконец-то окажется дома, в руках настоящих наследников Ровены Рэйвенкло, которая ценила ум и знания превыше всего на свете.

— Браво, Холмс! — вскричал я. — Не могу представить более достойной судьбы для этой благородной книги. Но история все равно еще не завершена. Что вам рассказал Уизелби? Что поведали бумаги О’Коннелла? Достаточно ли этих доказательств, чтобы раз и навсегда положить конец зловещим проискам Блэка?

Холмс помрачнел.

— От разговора с Уизелби, — сказал он, помолчав, — большого толка не будет, как ни приятно мне было его слушать. Да, я узнал много нового, и мне есть чем порадовать моего брата Майкрофта. Уизелби сердечно любил Марчмонта за доброту, которую тот проявил к ребенку без гроша за душой и без единого друга (хотя и из чистокровной семьи), впервые оказавшемуся в Хогвартсе. Но Уизелби не одарен ни наблюдательностью, ни хорошей памятью, и мало что может сказать о смерти брата. Я возлагаю большие надежды на бумаги О’Коннелла. Понятно, такому человеку, как он, нельзя доверять безоговорочно, но в его бумагах имеются маленькие, на первый взгляд незаметные зацепки, которые могут оказаться весьма существенными для разгадки дела. А если их будет недостаточно, что ж, я прибегну к другим средствам !— Его лицо озарилось свирепой решимостью, подобной той, которая отличала его во время памятного столкновения с покойным профессором Мориарти. — Такие люди, как Блэк, оскверняют своим существованием колдовской мир, и, что еще печальнее, несут заразу в наш. Я намерен положить этому конец, чего бы это мне не стоило, и сколько бы времени не потребовало. Если я смогу избавить мир от зловещего влияния Блэка, я сойду в могилу счастливым.

Но довольно об этом. Бедный Ватсон, у вас крайне утомленный вид. Атмосфера колдовского учреждения чрезвычайно вредна для свежего человека, и в любом случае было бы верхом глупости напрямую направиться в Лондон. Честное слово и обещания О’Коннела — это все славно, но для меня их недостаточно. Думаю, нам стоит сойти в Ньюкасле или его окрестностях и направиться на побережье, где и климат, и природа в эту пору года великолепны. У вас будет достаточно времени, чтобы насладиться морским воздухом и завершить свои заметки, пока я подвергну бумаги О’Коннелла самому основательному изучению. И, кстати, советую вам сделать копию своих записок и перед отъездом спрятать ее в надежном месте: когда имеешь дело с колдунами, никакие предосторожности не будут излишними.

— Но, Холмс! — воскликнул я. — Вы же не считаете, что Блэк и его приспешники могут застать нас врасплох и лишить памяти, несмотря на все принятые вами меры?

Холмс задумался.

— Это возможно, но маловероятно, — наконец сказал он. – — Как только о поступке Блэка станет известно в колдовском мире (а утаить его невозможно), он вряд ли рискнет открыто выступать против нас. И даже если он на это решится, мое поведение в Лондоне перед отъездом было настолько эксцентричным, что, полагаю, меня месяцами будут изводить вопросами. Уверен, что тот или иной ключ из числа тех, что я оставил по дороге на вокзал, сумел бы оживить мою память. Это не говоря о секретных посланиях Майкрофту. Я предпочитаю ничего не оставлять на волю случая.

— Но, возможно, я переоцениваю Блэка, — продолжал он, в то время как поезд замедлил ход, готовясь пересечь по мосту Фиртский залив.

— Что, в конце концов, значат любые колдовские придумки по сравнению с тем, что мы видим перед собой? Посмотрите, Ватсон! — и он указал на ажурные переплетения гигантских чугунных конструкций, мелькавшие за окном вагона*. — Разве это не настоящее чудо? Разве не достойный предмет для пера историков, и достойное поле для применения человеческого ума и изобретательности? Не стоит бояться Блэка и подобных ему. Будущее принадлежит нам! Ни одному колдуну не под силу построить такой мост, или Хрустальный дворец**, или Эйфелеву башню. Ни один колдун не додумался до телеграфа, оспопрививания или парового двигателя. Даже поезд, в котором мы прибыли в Хогвартс, и то был скопирован у магглов. Пока наука остается в нашем распоряжении, будущее сулит нам чудеса, по сравнению с которыми лучшее, на что способен Блэк, не более как дешевый театральный трюк.

— Но вернемся к более приятным темам. О’Коннелл был так любезен, что снабдил нас корзиной с великолепной едой, и добавил несколько бутылок, явно позаимствованных из погреба нашего друга Блэка. Еще рановато, но думая, нам с вами не стоит строго следовать правилам. Как насчет стаканчика виски? Или хотите попробовать этот довольно любопытный коньяк?

*Мост через Фиртский залив (Firth of Forth) под Эдинбургом считается шедевром викторианской инженерной мысли: полтора миллиона заклепок соединяют ажурные чугунные конструкции.

**Еще один инженерный шедевр: огромное здание из чугуна и стекла, построенное для первой мировой промышленной выставки 1851 года в Гайд-парке.

Finis